“Мне все время снится катастрофа”.
Скульптурная инсталляция из 16 сфер и окрашенная в ядовито-розовую Мадженту тонна кварцевого песка. Сферы сделаны из нержавеющей стали, в диаметре каждая 1метр. Общий размер инсталляции варьируется - примерно 4 х 5 х 3 м.

Небольшой словарь.

• Цвет
  Розовый. Он эволюционировал от нежного оттенка милого детского платья в самый ядовитый из всех цветов. Это цвет разрушения, стыда, насилия. На розовом песке установлена форма.
• Форма
  Шар – единственная из всех фигур, находящаяся в постоянном движении, её самообновление происходит без внешних усилий. Это идеал цикличности. Повторяемость силуэта делает форму наполненной пустотой.
• Пустота
  Художник каждый раз создает что-то из ничто.
  Человеческому существу надо совсем немного для жизни – линия, рисующая круг. Круги собираются в шары, шары образуют пространство.
• Катастрофа
  Это знак разрушения, за которым следует новый цикл всего сущего. Конец – неизбежно – обозначение начала. Катастрофа – форма преломления старого уклада. Отказываясь от старого, человек продуцирует новое пространство.

“Эта работа – огромный ежедневный труд: гнутьё на станке нержавеющего проката, сварка колец, ручная окраска песка – тонны кварцевого песка ядовитыми красителями. Неделя за неделей. Длительность процесса для меня – неотъемлемая часть результата. Но насколько бы ни была сложна работа, никто не должен видеть, чего это стоило. Должно казаться, что это – легко и непринуждённо, вдох и выдох. Будто и не было.

Да, здесь отсутствует дерзость, политическая тематика, нарочитая экспрессия – всё очевидное, броское. Но я не хочу брать тему, за которую мне поставят галочку - хорошо раскрыла идею, молодец. Нет, только не это, пожалуйста. Я работаю с тем, что у меня есть на руках прямо сейчас.

Когда состояние художника дерьмовое, но переносимое, с этим можно работать. Играть. Примеров – море. А когда всё непереносимо, начинаешь получать удовольствие от боли, от слишком тяжелого труда и заходишь слишком далеко. Хочешь стереть это из памяти, но не можешь, и не можешь это перенести в работу. Этот груз не с кем разделить, и, утопая в маниакальности, ты пытаешься построить идеальный отполированный упорядоченный мир, в котором нет изъянов, уродства, переживаний. Чтобы справиться.

Так делал Свешников в своей графике, пытаясь сконцентрировать сознание на маленькой точке, размножая ее в сотни, чтобы память отпустила, не выносила мозг, чтобы она не отражалась в струе воды из крана, в портфеле мужчины, проходящего мимо, в знакомых интонациях незнакомых голосов, в хлопке двери, в повороте ключа в замке.
Я концентрируюсь на структуре.

Ощущение изменившегося себя запирает сознание в идеально скроенную клетку (как в той песне у Питера Гэбриэла My body is a cage), и ты рефлексируешь на свою зациклившуюся обыденную реальность. Это и есть катастрофа, при любом флешбеке рассыпающаяся в воспоминаниях.

Постоянное неразрешающееся предчувствие, родившееся из состояния психического неравновесия, глубина которого вызывает единственное желание - выстроить идеальную визуальную картинку.

Хочу быть не где-то там в дополненной, несложившейся, как мы хотели, идеальной реальности.

А здесь.”

Лиза Бобкова