Беспредметное искусство часто выглядит способом секулярного обращения к областям за пределами человеческого. В случае экспрессивной абстракции речь идет о ритуальном растворении человеческого жеста в обобщенном ритме условной природы или ритуала. Геометрическая абстракция обращается к над-человеческому через схемы и упрощенные формы, предполагая интуитивно постигаемые, но жесткие модели (интепретации) мира. Возможно, в последние лет десять не было геометрической абстракции красивее, чем визуализации больших данных — финальная стадия эволюции супрематического архитектона, лишенная, правда, каких-либо привязок к проектам социальной справедливости.

Абстракция Олега Устинова находится где-то между экспрессией и беспредметностью, погруженной в информационное поле. Чтобы откликнуться на экспрессивную абстракцию, нам надо вернуться в состояние архаического восторга перед магией человеческого следа. Так работают, например, письмена Сая Твомбли, зависшие между текстом и музыкой, где последовательность знаков может с одинаковой вероятностью описывать и поэтику, и фонетику. Абстракция про порядок умозрительна. Устинов виртуозно смешивает экспрессию и порядок в поисках того, что он называет «катастрофой». Видимо, «катастрофа» в координатах его живописи возникает в том случае, если удается пробиться за пределы распознавания. Вернуться к неопределенности, до-человеческой и до-технической.

Стилистически работы Устинова вроде бы экспрессивны и напрашиваются на чувственную включенность, то есть, расшифровку линии и цвета как непосредственной реакции на столкновения внешних и внутренних стимулов. Но в его процессе есть и предзаданность, которая лежит за пределами живописной интуиции. Почти все абстрактные работы Устинова возникают как чередование печати и «живого» жеста. Иногда печать осуществляется на уже отмеченном ручными элементами холсте. То есть, в каждой картине есть созданная заранее документация жеста, поверх которой наносятся дополнительные знаки, и отличить печать от живописи не всегда легко. Его живопись — не схема статистической вероятности Бога в нашем уголке вселенной, полученная в результате передозировки данными, но спутанные провода в серверной. Какой-то провод может передавать личные письма, какой-то — только электричество или пакеты обмена данными между IP.

Поскольку абстракция почти всегда обращается к над-индивидуальному, имеет смысл говорить о работах Устинова в контексте широкого использования технологий распознавания лиц. Сбор информации о пользователях и гражданах с целью ее обработки коммерческими и политическими институциями служит созданию подробных потребительских и гражданских биографий. Абстрактная картина имеет хорошие шансы запутать внимательного преследователя, выдавая личное за общее и сырое за вареное, если воспользоваться терминологией Клода Леви-Стросса. Так на холсте возникает сложное сочетание взаимных ошибок машины и персоны. Набор индивидуальных жестов не несет никакой дополнительной информации, ибо не пробивается по базам. Но, как и в любом производстве знаков, наша интерпретация наполовину зависит от коллективного усилия. Мы должны поверить, что эти картины написал человек, потому что только удостоверившись в авторстве представителя нашего вида, мы сможем оценить интенсивность прыжка в за-человеческое. Возможно, вскоре появятся алгоритмы распознавания абстракции, и каждый владелец смартфона, наведя камеру на что-то беспредметное, сможет за секунду узнать, кто стоит за невыразимым — человек, искусственный интеллект, или поле их столкновения на горизонте катастрофы.

Валентин Дьяконов